День 50. Про сахалинцев

На месте города Холмска, который мы посетили в самом начале и самом конце Сахалинского этапа "Броска", раньше находилось крупнейшее на Сахалине поселение айнов (самоназвание – айну) – представителей австралоидной подрасы негроидной расы. Столь экзотический народ был необычен не только для территории России, но и для внетропической зоны в целом. Происхождение их загадочно. Изобилие гласных в языке сближает айнов с народами Полинезии (происходящими, по последним данным, от одной из народностей Филиппин), но язык абсолютно изолированный, а в расовом отношении айны близки аборигенам Австралии и дравидам южной Индии и Шри Ланки. Именно айны были коренным народом Японских островов, пока в 5 тысячелетии до нашей эры туда с Корейского полуострова не вселились предки японцев, начавшие с айнами войну на уничтожение. Именно тогда айны 

вынуждены были откочевать сначала на северный остров Японии – Хоккайдо, а затем – на Сахалин и Курилы. После оккупации Японией южной половины Сахалина притеснения айнов возобновились. Но в 1946 г. Сталин зачем-то приказал депортировать всех айнов до единого вместе с японцами. И теперь этот загадочный народ медленно угасает в резервации на острове Хоккайдо, постепенно ассимилируясь. До айнов юг Сахалина, Хоккайдо и Курильские острова населяли представители так называемой «культуры раковинных куч», являвшиеся, скорее всего, предками вымирающей народности ороки, что означает «оленеводы» (самоназвание – уйльта). Их последние представители концентрируются сейчас на севере Сахалина в преимущественно русских селениях Ноглики и Вал. Там же, на севере острова, проживает самая многочисленная островная народность – нивхи, - оленеводы и рыбаки, в языковом отношении стоящие изолированно от всех других народов. Сейчас они сконцентрированы, прежде всего, в селе Некрасовка у залива Помрь, где ловят рыбу для фирмы, принадлежащей (если верить местному интернет-форуму) родственнику губернатора. И ороки, и нивхи относятся к монголоидной расе. 

К чему я это всё пишу? А вот к чему. Из данного экскурса в этнографию Сахалина следует, что на юге Сахалина, как и на Курилах, коренного населения нет вообще – ни души. Все, кто там живёт – туда «понаехали». Сначала японцы, которых после 1946 г. осталось совсем чуть-чуть (разрешили остаться только семьям японских коммунистов). Потом корейцы, которые сначала ехали на заработки, а с 30-х гг. японцы везли их на шахты, стройки и лесоповал в качестве рабов. Потом – русские, украинцы и другие народности СССР. Теперь – армяне, китайцы, киргизы, узбеки. Как признавались 

японские чиновники во времена губернаторства Карафуто, из Японии сюда ехали не лучшие представители японской нации. Как и русские во времена царской каторги. Переселенцы ехали либо от безнадёжности, либо поневоле (последнее особенно касается корейцев). 

В советский период поначалу ехали люди из разорённых войной западных областей СССР, у которых тоже особого выбора не было. В дальнейшем, когда ввели северные надбавки, молодёжь поехала «за длинным рублём», чтобы года за три скопить деньжат, вернуться и обустроить свою жизнь в родных краях. Но этим планам не суждено было сбыться. Сахалин затягивал. Люди влюблялись, женились, заводили детей и откладывали отъезд до старости – чтобы потом жить где-нибудь на благодатной Кубани с сахалинскими пенсиями и накоплениями на сберкнижке. Гиперинфляция 90-х стала для них тяжким ударом. 

О возвращении мечтали и корейцы. Но после войны вернуться можно было только в страну Великой идеи Чучхе. Желающие уехать в Южную Корею объявлялись людьми без гражданства, обязаны были регулярно регистрироваться у участкового, без его разрешения не могли поехать даже в соседний административный район, имели проблемы при устройстве на государственную службу. Поэтому работали главным образом, как и прежде, на шахтах, стройках, лесоповале, а также в личном крестьянском хозяйстве. Кстати, именно их стараниями сахалинцы не оставались в первые послевоенные десятилетия без овощей. 

На мой взгляд, такая историческая ситуация дала сахалинцам некоторые особенности характера, типичные именно для этих мест. 

Во-первых, это относительная терпимость к другим национальностям, культурам, образу жизни. В чужих узнают себя, воспринимая их как гостей, а не как персонажей одноимённого триллера. 

Во-вторых, достаточно сильный местный патриотизм в плане: «Сахалинская экзотика – самая лучшая экзотика в мире!» Оно и понятно – родные края у каждого свои, а Сахалин – это то, что всех объединяет. 

Есть, к сожалению, и третья особенность. Это психология временщика, передавшаяся от родителей также и многим родившимся здесь людям молодого поколения. Нередко (особенно в 90-е годы) можно было встретить человека, искренне восторгающегося местными красотами, неповторимостью природы, но при этом либо в сезон хода лососей промышляющего икорным браконьерством, либо участвующего в «легальном» крабовом бизнесе. А этот бизнес весь без исключения – пышный букет серьёзнейших уголовных статей. Отговорка нехитрая: «Я что? Какие-то 200 литров икры. А вон те – по полтонны за год напарывают, и – ничего!» О своих хороших качествах сахалинцы любят выслушать комплименты от заезжих гостей, а вот о последней черте

предпочитают умалчивать. Но, тем не менее, почти все леса на Сахалине – вторичные, то есть возникли на месте вырубок и пожарищ. Подходы лососей в густонаселённых местах истощаются, несмотря на большое количество рыборазводных заводов и постоянно растущие рекордные уловы. Запасы краба близки к исчерпанию. На грани вымирания калуга, сахалинский осётр и древнейший из лососей – сахалинский таймень. Не только в обжитых долинах, но и на многих памятниках природы господствуют сплошные ковры из европейских видов трав, к которым все привыкли и считают местными. 

Хотя если углубиться в мировую историю и вспомнить, что сделали на своей новой родине «понаехавшие» туда американцы и австралийцы, то ситуация выглядит достаточно типичной и даёт повод для оптимизма в будущем.